Феномен Шатунова.
Почему простую музыку сложнее создавать?

Странное дело: любовь к бывшему детдомовцу, который, попав в жернова шоу-бизнеса, сумел не только уцелеть, но и сохранить человеческое лицо, передается от мам к дочерям, видимо, на каком-то непонятном генетическом уровне.
По крайней мере, на концерты Шатунова ходят женщины абсолютно на любой вкус: молодые, пожилые, стройные и не очень, блондинки, брюнетки, с утонченным вкусом и предпочитающие стилю грубоватую броскость.
В общении Шатунов доброжелателен, не истеричен и сохраняет неуловимую дистанцию, не позволяющую бесцеремонно вторгаться в его личное пространство. Хотя, если он видит перед собой достойного собеседника, искусственно напускать туману не будет и расскажет все как есть на духу.

До и после «Ласкового мая»

- Более счастливый и интересный для меня, пожалуй, нынешний период. Что было — то было, а что есть сейчас — это новые знания, новые творческие идеи, новые друзья и, что самое главное, — семья.
- В начале вашей карьеры Алла Пугачева назвала вас звездой. Сегодня для многих вы — легенда. Поменялись ли с тех пор ощущения, когда вы выходите на сцену?
- Ощущения с годами не меняются. Перед выходом на сцену, когда стоишь за кулисами, какое-то время тебя лихорадит от волнения, потому что ты должен выйти к публике и сделать все, что умеешь. К этому невозможно привыкнуть с годами. Это, наверное, часть профессии…
- Юра, в те времена много было слухов, что у всех солистов «Ласкового мая», особенно у Шатунова, в каждом городе по ребенку.
- Эти слухи не имеют под собой основания, потому что я никогда не был близок с поклонниками своего творчества, то есть, фанатами. Для меня это табу по сей день. Хотя прецеденты были, когда приходили девушки со своим мамами и говорили, указывая на меня: «Вот отец моего ребенка». Но у меня нет детей, кроме моего единственного и любимого сына, рожденного в браке три с половиной года назад. Это абсолютно точно.

Секрет советского бойз-бэнда

- Мне часто задают вопрос: в чем феномен группы «Ласковый май»? Но я не знаю ответа на этот вопрос…
- Есть мнение, что такую всенародную любовь группе обеспечила незатейливая и очень простая музыка.
- Да, критики любят говорить: эта музыка настолько проста и банальна… Но с годами выяснилось следующее: чем проще музыка — тем сложнее ее создавать.
Однажды мне довелось поработать в Германии с очень известными продюсерами. Я показал свои работы, и они пытались охарактеризовать, что это за стиль. После долгих рассуждений один человек сказал: «Не ломайте голову. Эта стилистика называется «шлягер». А шлягер — это народное направление, в котором работать гораздо сложнее, чем в коммерческой музыке. Коммерческая музыка — это компиляция нового, модного, современного. Скопировал, свел, отнес на радио — три месяца покрутилось и ушло в небытие. А мои песни люди просто требуют исполнять двадцать с лишним лет.

- Вы один из немногих кумиров, которые по прошествии лет не разочаровали какими-то глобальными изменениями ни во внешности, ни в характере. Да и голос у вас все такой же молодой. Как вам это удается?
- Надо бережно относиться к тому, что тебе дано. Уничтожить себя можно быстро и без проблем разными способами: наркотиками, алкоголем, ничегонеделанием, тусовками — да, это тоже ни к чему хорошему не приводит. Я не знаю людей, которые постоянно тусуются и при этом записывают замечательные пластинки и выпускают классные альбомы. Потому что это огромный труд. С кондачка сделать что-то стоящее невозможно.
- То есть, вредных привычек у вас нет совсем?
- Я никогда ничем не злоупотреблял: у меня есть внутренний ограничитель и понимание того, что мне надо или нет. Единственное, курю, но это привычка детства. А убивать время на клубы мне просто жалко.

С «фанерой» и без…

- Я нормально отношусь к пению под фонограмму, потому что мало кто в Беларуси, да и России, может выполнить мой технический райдер. Когда я записываю песню в студии, то использую инструменты, которые стоят по меньшей мере 25 тыс евро. Кто может поставить мне на сцену такой инструмент? А у меня их около пятидесяти.
- А что касается фонограммы голосовой?
- Пою я всегда — с фонограммой, без фонограммы, под аплодисменты или а капелла. Потому что голосовой аппарат должен работать.
- Где можно услышать ваше выступление, выполненное в соответствии с требованиями райдера?
- В последнее время я не даю таких концертов и вряд ли дам, потому что для этого надо собрать всех моих музыкантов вместе. А они живут в разных городах. Кстати, я сотрудничаю с двумя белорусами — из Минска и Могилева.
- Можете сравнить, сколько концертов давал «Ласковый май» и сколько вы теперь выступаете?
- Самое большое количество концертов, которые «Ласковый май» дал за один день, — восемь выступлений. Тогда у нас первый концерт мог начаться в 8.00 утра. Это, конечно, жесть, но школа очень хорошая. Сейчас в день может быть по три выступления.

«Живу в Германии, но творю в России»

- Я никогда не планировал жить за границей, но ведь ты не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Я встретил свою любовь в Германии, в гостинице: как-то спустился в бар выпить кофе, — и увидел ее. Главную роль в продолжении наших отношений сыграло то, что жена не была фанаткой группы «Ласковый май»: она в маленьком возрасте переехала в Европу и потому не знала обо мне ничего.
Сейчас мой дом там, где живет моя семья — в Германии. Но творить я там не могу. Песни, которые записываются в Германии, получаются не такие душевные что ли, как хотелось бы. Поэтому, только находясь в России, можно создавать музыку для русской публики.